Иван Христичев / Библиотека / Рассказы Ивана Христичева / ШКОЛЬНЫЙ ДЕСПОТ

ШКОЛЬНЫЙ ДЕСПОТ

Повесть о безграмотных сотрудниках в школах, которые калечили детские послевоенные судьбы

Кто не был молод, тот не был глуп.



Дети после военного времени, это особенные легко ранимые, горячие, вспыльчивые и возбудимые существа. Они быстро взрослели, и быстро становились на самостоятельный путь развития. Дети войны были упорные, закаленные в горнилах военного времени, привыкшие к взрывам снарядов, к голоду и холоду. Такие дети быстро достигали своей намеченной цели; от хорошего направления к преступному миру, они росли и развивались без присмотра родителей, чаще всего под опекой одной матери, которая от зари до зари пропадала на своей работе, как загнанная лошадь. Одним словом безотцовщина. Очень часто подобных детей ребята старшего возраста наставляли на ложный путь развития.

Моему знакомому соседу Руслану совсем не повезло со школьной учительницей в начальных классах. У этой еще юной учительницы было трое детей, муж ее работал цирюльником в небольшом районном городке, на юге страны. В те далекие послевоенные времена, жила такая всеми любимая необъятная Советская страна, даже представить себе было невозможно, какая огромная была страна. Почти половину земного шара по своей площади занимал Советский Союз.

Хочу рассказать, как с пути праведного сбили моего знакомого соседа, одним движением руки и превратили его судьбу в сущий ад…

В школе Руслан учился отлично, был примерным мальчиком, его всегда ставили в пример хулиганистым, отстающим и слабым ученикам.

Руслан как-то на большой перемене весело резвился с девочками; вокруг кружились зачаровано, медленно и очень плавно планировали крупные, какие-то лохматые, на звездочки похожие, белые, свежевыпадающие снежинки.

Руслан играл с Людой в снежки, он так сильно увлекся этой игрой, что не услышал звонка зовущего на урок. Когда вся детвора разбежалась по своим классам. Руслан, что было духа, помчался в общественное место размышлений. Он был хорошо воспитанный, и ему не хотелось опаздывать на урок. Он в спешке выполнил свои потребности и пулей побежал обратно, навстречу своей пропащей судьбе, былого не вернешь. На душе было не спокойно, по телу пробежала какая-то тревожная волна.

Руслан только подбежал к двери, чуть не сшиб учительницу, запыхался, сердечко стучало учащенно. В это самое время, за дверную ручку держалась его учительница, пыталась открыть классную дверь. Учительница с ухмылкой на устах толкнула Руслана в грудь, с упреком произнесла: – что, не нагулялся? Иди, догуливай, а завтра придешь с родителями, – и захлопнула классную дверь перед самым носом Руслана.

Он оторопел и растерялся, сам не помнит, как это произошло, быстрее всего инстинкт спасения загнал его в темный угол коридора. Надо отметить коридор был длиной метров сорок, барачного типа, и только в дальнем углу, блестело небольшое окно, во всем коридоре царил полный мрак. Из коридора по левую и правую стороны расходились классы, в классах было светло и тепло.

У Руслана по неволе руки опустились, сам согнулся, на душе кошки скребут от досады, он представил себе, как в классе хорошо, тепло и уютно. С правой стороны послышался скрип входной двери в коридор. Показалась тень, а потом и сам завхоз школы Егор Кузьмич, строгий был человек. Он только что демобилизовался с вооруженных сил, воевал он старшиной, и не успел сменить свою форму военного человека на гражданскую одежду. У Руслана колени и руки задрожали еще пуще прежнего, сердце ойкнуло, в висках застучали молотки от переживания и страха. Он еще глубже втиснулся в самый угол. Руслан был готов пройти сквозь стену, лишь бы не встречаться с Егором Кузьмичом. Завхоз приблизился еще ближе, он искал ведра, швабру и половую тряпку. Егор Кузьмич иногда подменял свою жену, которая работала управляющей шваброй и ведром на полах. В тех случаях, когда у его жены назревала необходимость отлучиться по своим делам или кто-то из детей сдавал свои позиции, заболевал или было необходимо сдать какие-то анализы. В такие мимолетные ситуации Егор Кузьмич выручал свою молодую и чрезвычайно красивую жену, разумеется, после окончания занятий, или же во время уроков.

Как раз в этом углу коридора за ширмой, стоял старинный широкий стол, в котором и хранился инструментарий для технической необходимости. В этот угол и направился заведующий школьным хозяйством. Он достал из своего военного галифе, из кармана, ручной работы зажигалку, изготовленную из гильзы отстрелянного патрона, несколько раз чиркнул, вращая рифленое колесико, наконец, фитиль зажигалки зажегся. Егор Кузьмич наклонился, открыл визжащую дверь стола, достал оцинкованное ведро своего производства, половую тряпку, прикрыл скрипучую дверь, зажигалка сама потухла, похоже было что в ней закончился бензин. После света зажигалки глаза завхоза ничего не видели в мрачном темном углу длинного коридора. Он на ощупь стал шарить в темном углу, искать самодельную швабру, сооруженную его руками, чтоб протереть мокрые и грязные полы по коридору.

Дети после большой перемены внесли свежевыпавшего мокрого снега, прилипшего к их подошвам. По всему коридору блестели водяные лужи, занесенные веселой и резвой детворой. В темном углу за ширмой стоял Руслан и продолжал дрожать от страха. Егор Кузьмич наклонился и стал ощупывать предметы, находящиеся в темном углу. Он нащупал обувь Руслана, стал подыматься ощупью по ногам Руслана, перешел на живот, потом грудь, дотронулся до лица, нащупал ухо и зажал его в своей огромной руке, – ты, что здесь делаешь? – хулиган нескладный, гнида паршивая, овца заблудившаяся, чтоб тебе пусто было всю твою оставшуюся жизнь. А ну-ка выходи на свет, покажись кто ты такой.

И Егор Кузьмич потащил на крыльцо за ухо маленького, щупленького Руслана, чтоб его опознать. Коридор был длинный, с одним окошком в его дальнем крае, а посередине коридора, с правой стороны, выход на крыльцо.

Руслан пищал как резаный поросенок, а Кузьмич старательно за ухо тащил свою жертву. Руслан упирался, ему не хотелось выявлять свое обличье, но от ушной боли он ковылял своими маленькими ножками, семенил за большим бывалым солдатом Кузьмичом. Его вытащили на крыльцо и Кузьмич растянулся в своей белозубой улыбке. – А, так это ты красавчик - Русланчик, – завхоз еще больнее крутанул его за ухо и дал пинка под мягкое место. – Чтоб без родителей завтра не являлся, ты, что ведру там хотел ноги приделать, или стырить швабру.

Руслан совсем онемел от страха и стужи. Он перебежал через дорогу, на второй стороне, на холме над дорогой против школы располагался базар, а по его периметру вокруг базара тесно прижались друг к другу и сжились в одном длинном здании промтоварные магазины, продтовары, хозтовары и над самой дорогой свисала над обрывом парикмахерская, люди в насмешку прозвали ее цирюльня Ивана Ивановича Фалька. За этими магазинами тянулся забор по верху которого была натянута колючая проволока, за забором мирно жила база райпотребкооперации. Руслан добежал до парикмахерской и юркнул за тыльную сторону этой злополучной цирюльни.

Там с задней стороны нависала на семьдесят сантиметров длинная крыша из шифера, чтоб не размывали дожди стены, которые были построены из глины и соломы, в той местности называли такой материал саманом. Здесь он и укрылся от осеннего мокрого снега пополам с дождем. Руслан был легко одет, без головного убора.

Из-за угла парикмахерской появился мальчуган с одним глазом, одной рукой, правая рука была обрублена по самый локоть. Лицо синее с глубокими шрамами, шрамы напоминали зажившие, шахтерские раны от угля. Он был худющий и длинный как жердь, – привет малыш, – так он обратился к Руслану, – что, тоже сачкуешь, не хочешь обучаться в школе, почему не на уроке? – Он протянул свою левую руку для рукопожатия, при этом назвал свое имя, Владимир Тряша. Тряша было прозвище, его воровская кликуша. Руслан робко протянул свою маленькую ручонку для рукопожатия, назвался Русланом. Тряша пожал его руку, и проскрипел, – а замерз то как, рука как льдинка, – он достал с внутреннего кармана коробку из-под леденцов, присел, зажал между колен, ногтем левой руки поддел крышку коробки и открыл ее. Достал газету, сложенную гармошкой, – помоги, оторви страницу, – Руслан оторвал, – подогни желобком снизу, – скомандовал Тряша. – Давай закуривай, согреешься, – продолжал командовать Тряша, и жирно насыпал табака по желобу газеты. – Что ты возишься, маменькин сыночек. Дай сюда, прикрикнул Тряша.

Он снова присел, прижал культей правой руки на своем бедре, на левую ладонь плюнул, слегка поправил корявыми пальцами левой руки, не то чтобы смело, а нагло прокатил левой рукой вдоль своего бедра, и самокрутка, как в цирке, выросла на глазах.

– На, смали, согреешься, ты пробовал курить?

– Нет, – ответил Руслан.

Не велика потеря, хорошие дела приживаются с большим трудом, а грязные привычки и жульнические навыки сами собой прирастают, как сорняк посредине поля, рассудил Тряша. Руслан прикурил, затянулся, в груди обожгло, дышать стало нечем, слезы выступили из глаз, голова пошла кругом, все заплясало, завертелось. Руслану показалось, что он теряет и зрение, и сознание, все вокруг виделось в плотном густом тумане, как бы через решетку. Он закашлялся, зачихал, из носа нависла слизь.

– Э-э, сопливый ты еще, мамкино молоко не успело высохнуть на твоих губах, тебе без маминой юбки не обойтись, ну держись пока за мамкину юбку. – Так с издевательской иронией подтрунивал Тряша над Русланом. – Бывай малыш, мне настала горячая пора на сходку воров, там без меня вода не отсвятится, я им очень необходимый. Я их голова и шея одновременно, дергаю за все главные нити нашей воровской сходки.

Продолжение следует.
ПечататьПечатать
Copyright © Иван Христичев   Все права защищены.


При цитировании материалов ссылка на первоисточник, гиперссылка для Интернет, обязательна.